— Эльза, ты меня слышишь? — мама щелкает пальцами перед моими глазами.

— Что?

— Ну вот! Опять ты меня прослушала! — возмущается она. — Сколько раз тебе можно говорить? В доме веди себя скромно! Не витай в облаках, не парируй, не вмешивайся в разговоры! И не говори…

— Я помню, мам, — улыбаюсь самой родной на свете женщине. В глубине души я рада, что мама нашла мужчину мечты после смерти папы восемнадцать лет назад. Однако я не нахожу в ее глазах трепета или счастья. Может, мне кажется?

— Выходи, мы приехали.

— Иди, я тебя догоню.

— Только не трогай тон и тушь не смывай! Этот вечер должен пройти идеально, не порть его своими выходками! — наставляет мама и покидает салон.

Мама ошиблась, я не стану поправлять ее «макияжное творение». Мне просто нужно собраться, надеть солнцезащитные очки, чтобы глаза не слепило, пару раз выдохнуть. Перемены всегда даются с трудом, особенно, когда на горизонте появляются незнакомые люди.

— Толь? — обращаюсь к нашему водителю. Мужчина переводит взгляд карих глаз на зеркало заднего вида и встречается с моим. — Все настолько серьезно?

— Твоя жизнь улучшится, поверь мне, — произносит мужчина, устало вздохнув.

— Ты же знаешь, я не люблю перемены.

— Любые перемены идут на пользу, помни об этом, — мужчина растягивает тонкие, как ниточка, губы в обаятельной улыбке. Люблю, когда меня возит Толя. Это бывает редко, потому что он работает с мамой, но мы всегда находим общий язык. Он понимает меня. Почему? Не знаю.

Когда выхожу из внедорожника, первым делом окидываю взглядом территорию. Она достаточно большая. Красивые дорожки, ведущие к дому, аккуратно подстриженные кустики. Сам дом кажется огромным замком. Однако стоит зайти в дом, и мне сразу же хочется выйти.

Внутри слишком светло, от белого цвета немного слепит глаза, когда я снимаю очки. В нашей квартире тоже светлые комнаты, но моя окрашена в темные тона, чтобы глаза не сильно напрягались.

— Милая, наконец-то ты пришла! — восклицает мама и подходит ко мне. Чмокает в обе щечки, приобнимает, улыбается так, будто мы не виделись несколько дней. Зачем проявлять эту неестественную заботу? Ответ стоит позади маминой стройной фигуры в ярко-красном платье.

Высокий брюнет с едва заметной сединой на висках окидывает меня внимательным взглядом стальных глаз. Внезапно меня пробирает до самых костей: взгляд слишком придирчивый, будто меня обыскивают с металлоискателем. Я уже говорила, что не люблю перемены, особенно, когда так явно дают понять, что не рады тебе.

— Гриша, познакомься, это моя Эльза, — весело тараторит мама. Мне кажется или ее голос дрожит? Мамин голос дрожит? Точно глюки!

— Добро пожаловать, — произносит стальной голос. — Меня зовут Григорий Викторович. Марта рассказала тебе правила проживания в нашем доме. Надеюсь, ты будешь их соблюдать неукоснительно.

— Х-хорошо.

Кажется, я понимаю, почему мама вздрагивает: его тон кажется пугающим. Странное поведение при знакомстве с будущей падчерицей, не находите?

— Пройдем в столовую.

Здесь еще столовая есть? Хотя о чем я спрашиваю? Во дворце, наверное, есть все.

— Данечка к нам не присоединится?

— Он обещал выйти чуть позже.

Впервые за долгое время вижу улыбку на маминых губах и тепло в глазах. В последний год она много работала и редко появлялась дома. Иногда новости о ней я узнавала из интернета. Открытие нового офиса в Москве, разработка программы для филиала в Берлине и Токио. И все это за один год.

Нам мало удается побыть вместе из-за занятости на работе. Знаю, что мама любит меня и желает лучшего, иначе вряд ли она пошла бы на такой ответственный шаг, как свадьба и переезд, не подумав обо мне. Но почему-то я ощущаю дискомфорт, находясь в этом доме.

Может, потому что мама никогда не смотрела на меня с таким теплом, как на этого мужчину?

— Эльза, ты слышишь нас?

— Что?

— Милая, не витай в облаках, — ласково, но с легким нажимом просит мама. — Как прошел день в университете?

— Как обычно, ничего особенного.

Не буду же я рассказывать, что парни из моей группы развесили по всей территории университета мою фотографию без макияжа с припиской: «Это чудище опасно и заразно! Бегите!». Дураки. Я привыкла к всеобщему вниманию.

— Ты уже готовишься к экзаменам? — интересуется Григорий Викторович. От звуков его голоса становится не по себе, а от пристального взгляда, скользящего по лицу, хочется встать и уйти. Но я терплю. Ради мамы.

— В октябре никто не принимает экзамены, — вежливо отвечаю мужчине. Тот никак не реагирует на мои слова и продолжает:

— Ты не сдаешь сессию экстерном?

— В этом нет никакой необходимости.

Кажется, запас моей вежливости скоро закончится, но вряд ли я скажу и слово против. Не умею противостоять или спорить, говорю так, как есть, — правдиво и максимально корректно. Вряд ли эта черта характера передалась мне с диагнозом.

— Даня всегда закрывал предметы раньше и приезжал домой, — довольно произносит Григорий Викторович. — Я думал, у тебя так же.

— Эльза очень хорошо учится. Поступила сама на бюджет, без моих связей сдала первую сессию, но… Милая, подумай о досрочной сдаче в этом семестре, хорошо?

Если бы я была буйным подростком, я бы вскочила со стула, накричала на маму с будущим «папочкой» и высказала свое мнение. Но мне уже девятнадцать. Гормоны поутихли, возражать смысла не вижу. Так будет лучше для меня. Мама никогда не делала ничего мне во вред, а слова Григория Викторовича…

«Мама никогда не делала ничего мне во вред», — повторяю про себя, и вторая «я» тут же перестает сопротивляться.

— Прощу прощения за опоздание, — произносит бархатистый голос справа от меня и заставляет замереть на месте, покрываясь мурашками от волнения.

Вы когда-нибудь ощущали, что у вас замирает сердце в буквальном смысле? Когда оно резко останавливается, а затем заводится с двойной скоростью, словно вы пережили секундную клиническую смерть? Я — нет. Всегда думала, что это бредни из области фантастики.

Но сейчас я ощутила резкое торможение и ускорение за считанные секунды, стоило только встретиться с внимательными зелеными глазами…

— Данечка! — мама радостно поднимается и обнимает «Данечку», целуя в обе щеки. Снова ощущаю ее слишком теплое отношение к мужчинам из этой семьи, и оно неприятно сдавливает грудь.

— Добрый вечер, Марта.

Тон парня кажется вежливым, но я улавливаю боковым зрением, как слегка кривится его лицо, а руки не обнимаю маму в ответ.

— Папа, — он подходит к Григорию Викторовичу и пожимает ему руку.

— Присаживайся.

И он садится прямо напротив меня, что заставляет напрячься еще больше. Чтобы вы понимали: во главе стола сидит его отец, по правую руку — моя мама, я — рядом с ней. Вместо того чтобы сесть по левую руку от своего отца, «Данечка» располагается напротив меня, на одно место дальше от Григория Викторовича. Может, здесь такие правила?

Лучше бы он сел рядом с отцом: пристальный взгляд напротив пробуждает нездоровую дрожь в конечностях.

Кажется, у меня руки начинают потеть, а сердце никак не желает успокоиться. Почему он глядит на меня? Любопытство? У меня нет сил рассматривать, какого оттенка его темные волосы, оценить ширину его мужественных плеч. Если бы волнение не накрыло меня, я бы снова посмотрела в его глаза и обвела бы взглядом контур полных губ — это единственное, что мне удалось ухватить за короткие мгновения.

— Предлагаю выпить, — Григорий Викторович прерывает затянувшуюся тишину.

— Разве есть повод? — раздается бархатистый голос.

— Воссоединение семьи — всегда повод.

— Воссоединение? Ты серьезно? Может, мы еще будем…

— Ты прав, Гриш, давайте выпьем, — встревает мама и подносит свой бокал к бокалу будущего мужа. «Родители» перебрасываются обеспокоенными взглядами. Григорий Викторович на мгновение расслабляет каменное лицо. Замечаю на лбу вздувшуюся венку, а левая рука, которая лежит на столе, сжимается в кулак, затем разжимается.